Заметы на полях «Газеты» - Ирина Зимина

Теперь Лёля почти не страдала, ведь, ежели кто заболевал, она констатировала:

– Очищение.

А ежели чего терялось или уворовывалось карманниками, Лёля спокойно изрекала:

– Подношение.

Периодически «эго» всё же брало верх, и Лёля впадала в невидимую истерику и цитировала четверостишие своей знакомой по имени Пятка:

Я сижу, обняв колени, на кроватиИ таращусь в мрачный лик седой ночи.Думаю: «О, Боже! Хватит, хватит!Почему все мужики такие сволочи!»

Кстати, в многочисленные проявления Лёлиной индивидуальности входило и умение смеяться беззвучно и до слёз, закодированное под названием «культурный смех».

Хотя в последние годы брал своё осёдлый образ жизни, и уже отходили на второй (а порой, на второй после седьмого) план хиппанские переезды по России-матушке и ритуальная атмосфера пьяных провинциальных рок-тусовок. Нет, в отличие от Зиночки, алкоголь Лёля не любила, а с ганджабасом пришлось расстаться в начале очередной семейной жизни с очередным любимым Лёлиным мужем. (Автор умышленно не называет имени этого хорошо известного молодого учёного, дабы не подвести под удар его репутацию и не тревожить без нужды Лёлину свекровь – замечательную женщину, перенёсшую тяжёлые годы сталинских репрессий, но оставшуюся верной коммунистическим идеалам; члена КПСС с тысяча девятьсот …надцатого года).

Некоторые там, на Западе могли бы, конечно, упрекнуть простодушную Лёлю в нонконформизме и измене каким бы там ни было идеалам (а её разрыв с христианской религией – вообще смертный грех) – кто угодно, но только не Зиночка и не сама Лёля. Ведь они были так похожи! Они и называли-то себя «сиамские близнецы, сросшиеся лицами».

Когда Зина и Лёля встречались, энергетические потоки Вселенной поворачивали вспять. Люди, попавшие под влияние их поля, почти что сходили с ума и на долгое время избавлялись от мучавшей их депрессии, энуреза, камней в почках и даже импотенции. Крыши сносило, чердаки срывало, кукушка надолго покидала своё гнездо, а некоторые обыватели начинали опасаться за исправность доисторической аудиоаппаратуры (патефончиков, граммафончиков и прочей рухляди). Такое было сильное у них поле.

К чести сказать, это именно Лёля научила Зину определять время по солнцу, а то ведь до их встречи Зинаида «на ём и цифер-то не видела». И вообще, Лёля была умна, интеллигентна, образованна, но, приходя в оперу, в самом кульминационном моменте трагедии могла (захваченная, конечно же, действом и великой музыкой великого композитора), громко изречь в адрес зарвавшегося негодяя: «От сука!!!»

Зина и Лёля… Лёля и Зина… Как свела их жизнь на асфальтированном мосту через речку Иногду? Кому нужен был этот сумасшедший тандем полностью оторванных от реальности тёток? Что объединяло этих двух и Тёму? Почему им было хорошо втроём, и они даже уединялись, чтобы нахохотаться до полусмерти… – по мнению автора, это не имеет никакого значения. Важно то, что, оказываясь вместе на площади менее ста квадратных метров, эти трое взаимопритягивались и превращались в начисто изменённое сознание одного индивида, и несли такую околесицу, что найдись стенограф, готовый записать их бред, а потом издать его, получился бы довольно интересный новомодный роман в духе любимого Тёмой Павича, Лёлей – Кортасара! А Зиночка, по мнению друзей, вообще гений, потому что может подводить резюме и кое-что заносит в свой блокнотик, и ещё читает Болмата, Крусанова и прочих, притаскиваемых Тёмой одарённостей нашего времени.

Что до Лёли, исторические корни её по материнской линии залегали в самой дремучей, посконной глубинке России, а вот фамилия-то её девическая (несмотря на три удачных замужества сохраненная), была того… похожа на польскую, но отдавала знакомой до боли местечковостью. А так нет. Выглядела Лёля как славянка.

Такой Лёлю любили все. Любил её и руководитель Дворца культуры Станислав Алексеевич Нипихалин. Любил за прямоту, открытость, смелость, небоязнь говорить ему (самому Нипихалину!) в глаза всю правду-матку. Иногда Лёля её резала, иногда выдавала целым куском.

Однако правил без исключений не бывает, а потому, хоть и любили Лёлю поголовно, одна голова её жутко недолюбливала. Голова Карины. Карина не любила Лёлю именно за то, за что любил Лёлю Нипихалин. Лёля легко и непринуждённо могла задавать вслух вопросы, которые другие задавать боялись. Приходя в гости в «Газету», в присутствии посетителей, рекламодателей и забежавших на чаёк коллег из других газет, Лёля могла вдруг выдать в лоб заглянувшей на минутку в редакционную Карине:

– Постой, постой, Карина, я давно хотела тебя спросить, а ты тут, в газете этой, чем занимаешься? – голос Лёли был учтив, и Карина Витальевна обычно покупалась:

– Я, Лёля, заместитель главного редактора этой газеты!

– Ух ты, Господи! – восторгалась Лёля, – Тяжело, небось?

– Базара нет. Но ничего, справляюсь, – потупив взор, скромно отвечала Карина.

– Нет, а в принципе, вот конкретно, ты чем занимаешься? – не отставала Лёля и присутствующие в предвкушении прятали улыбки.

– Ну, осуществляю общее руководство, – терялась Карина Витальевна, чувствуя какое-то смутное беспокойство.

– Ну, это-то понятно, что общее, но один классик говорил, помнится: «Я человек не абстрактный, а конкретный», так ты, конкретно, что делаешь? Ходишь и смотришь, как другие работают что ли? – давила правдолюбивая Лёля.

– Не знаю, руковожу и всё. Лёля, чего ты от меня хочешь? У меня куча дел, – волновалась испуганная Карина, съёживаясь под взглядами уже откровенно смеющихся коллег.

– Ой, извини, Карина, что отрываю тебя от очень важных дел. Просто мне иногда кажется, хотя, конечно, я практически не имею права на своё мнение, ведь я не штатный сотрудник «Газеты», а всего лишь приходящий, простой, скромный ветеринарный врач, так вот мне порой кажется, что ты ни хрена тут не делаешь вовсе! Прости уж за прямоту, и Бог, надеюсь, простит, ибо всемогущ Он! – Эффектно, с низким земным поклоном завершала клоунаду Лёля. И Карина выскакивала из редакции, как ошпаренная, с красным лицом, испуганными, злыми, выпученными глазками под дружный хохот всех присутствующих.

Лёле аплодировали, кричали «бис», целовали щёки, и она убегала к своим зверям, делать им инъекции, промывания и перевязки, надолго оставляя в редакции после себя дурашливое расположение духа у всей конторы.

Как-то свидетелем подобного издевательства над возлюбленной стал и Нипихалин. Был он в состоянии подпития, то есть в своём обычном состоянии, и сцену финальную, когда Карина взвизгнула: «Ты, Лёля, не понимаешь ничего, только работать всем мешаешь!» и выбежала прочь, воспринял, не то чтобы болезненно, а как бы несерьёзно. Вроде прикалывается молодёжь, резвится. И даже криво так, неохотно как бы, рассмеялся. Но под утро, когда разбудило похмелье, скользким спрутом забравшееся в живот, вдруг подумал: «А правда, что моя Карина на работе делает, чем занимается? Интересно, как относится к ней наша молодёжь, ведь они все почти одного возраста. С кем она дружит, с кем кофе пьёт, обедать ходит, когда не со мной? Никогда не обращал внимания на такие мелочи. Вот в „Рюмку“ зайду сегодня и обязательно внимание обращу, обязательно обращу, но только после „Рюмки“…» Мысли обрывались, терялись, возобновлялись, спрут ворочался, распуская щупальца самым бессовестным образом, сил бороться с ним совсем не было. Пришлось вставать, искать подтяжки и ехать во Дворец.

И ведь ни Лёля, разыгрывавшая вчера трагикомедию с Кариной в главной роли, ни спрут, отчаянно пытавшийся уже много лет додавить бородатого этого, доброго, но несчастного мужика, ни сам мужик бородатый, звавшийся в народе Нипихалиным Станиславом Алексеевичем, не знали, что любопытство это кому-то очень навредит.

8

В редакции «Газеты» начался форменный конец света. Арнольд загрузил в компьютер Маши игру «Арканоид». По экрану летал шарик и выбивал из кубиков призы-очки. Лучше всех эту игру освоила вторая операторша машинного набора – большая Аля. Аля и вправду была большая и крупная, что не мешало быть ей сексуальной и дюже привлекательной. У нерусских строителей, что занимались отделкой внутри и снаружи Дворца, Аля считалась эталоном.

Вся редакция простаивала за спиной Али часами и наблюдала, как та упорно борется за первое место с какими-то Timyrami и Avtomatami. Одна Маша, чей компьютер теперь был всё время занят (потому что, если не играла Аля, то играл кто-нибудь другой), хитро канючила:

– Аля, а ты когда умрёшь?

Аля заливисто хохотала и лёгким движением руки зарабатывала себе на счёт еще сто очков.

Но кончилось всё это, конечно же, плохо. Как-то, задержавшись на любимой работе, Зина три часа подряд проиграла в кубики и шарики. На следующий день она пришла на работу с кругами под глазами, объявила, что не могла уснуть, так как каждый раз, когда она закрывала глаза, то видела шарик и эти… кубики. Потом она расплакалась и сбивчиво прохлюпала, что на самом деле они не кубики. Как не кубики «Магги» и «Кнорр». Все знают, что на самом деле они параллелепипеды (плачущая Зиночка с третьей попытки осилила сложнопроизносимое слово).